концерты
17 ноября 1991 года. Тверской Дворец Спорта "Юбилейный"
2 концерта - дневной и вечерний. Отключение света, бесчинства и волнения.
==========================================



Статья в газете Вече Твери за 14.11.1991

за скан спасибо Артёму (Тверь).

Константин Кинчев о концерте в Твери
Запись с радио SNС (Армия АлисА, 91-ый год)
скачать 1 Mb


Статья из газеты Шабаш
Это лишь остановка в пути
(Тверская история)

В раннее утро 17 ноября 1991 года от Рождества на земли уездного города именем Тверь сошел некто Константин Кинчев. Его тут же и окружили тесно (но это повод отдельный), и, затаив дух, протягивали привокзальные гвоздики. Костя курил и виновато улыбался: «Ребята, да что я с этим делать-то буду?» Однако цветы взял и, видать, по кайфу ему пришлось, абы глаза посветлели:.. Да он и без того весь был изнутри светел, рыж, аки солнышко, и не вполне проснулся еще, похоже... Доброе тебе утро. Костя... Некоторое время спустя, в окружении приближенных, Костя направился к поджидавшему его автобусу. За ним поплелись многочисленные черно-красные (из числа приехавших с ним одним поездом и тусовавшихся здесь с ранья). Поплелись в надежде на милостливое внимание — на непочтительно близком расстоянии, между прочим. Да Бог простит... На полпути Костька вдруг обернулся и позвал: «Идите с нами все, мы вам проходки всем сделаем...» Черно-красные радостно завизжали. Константин, провожаемый тремя десятками пристальных глаз, отправился, должно быть, в гостиницу. Досыпать. Алисоманы разбежались кто куда и кто где-то, что в Твери именуется Дворцом Спорта, имеет на самом деле достаточно средние размеры и бестолковую администрацию. За 7 часов до начала концерта там, где должна была по идее быть сцена, лежал лед и на нем играли в хоккей. В это время настоящие мужчины (администратор и иже с ним) горячо уверяли собравшихся, что никакая помощь им не требуется, что поставить сцену и аппарат они, понятное дело, успеют, и что они на таких концертах собаку съели, т. к. у них тут выступал целый Газманов и целый Белоусов. Вокруг тусовались хмурые тверские неформалы (в основном панки), которые прекрасно понимали, что это треп, и кроме того преследовали вполне корыстные цели — помочь чем получится, да и вписаться таким образом на дармовщинку.
К часам 10 утра хоккеисты разошлись по домам и тут стало выясняться, что съеденная администрацией собака была тоща и костлява; впрочем, со стороны это выглядело даже забавно: когда во время концерта наблюдаешь сцену целиком, нипочем не догадаться, из чего она состоит.Процесс собирания ее, однако, впечатляет. Друг на друга ставятся какие-то ящики, стремные металлические конструкции разной формы, что-то еще... Сверху вся эта свалка забивается фанерой и таким образом обещает держаться только на честном слове. Лично меня все это время постоянно посещала нелепая мысль оставить где-нибудь записку, мол Костя будь умничкой, не прыгай – провалишься. Час спустя когда ни сценой, ни аппаратом еще не пахло, в недрах Дворца Спорта появился Его Сиятельство Тимошенко А. Б. Алик нервничал, скакал по забиваемым доскам (которые, кстати говоря, под ним ходуном ходили) и, должно быть, тоже представлял, как Костька переломает ноги где-нибудь к середине концерта. Такая перспективочка Алика, вероятно, не радовала, иначе «концерт» не был бы поминутно «на грани срыва».
— Алик, а че случилось?
-- Вы понимаете, все это должно было быть готово еще ночью!
— Ну, че тут сказать... Алик, не забывайте, где мы все пока еще живем...
12-ть дня. Привезли аппарат. А ставить его некуда, абы не готова сцена. Запахло, как говорится, жареным. А до концерта — 4 часа. Александр Борисович, позабыв свое дворянство, сам таскает какие-то доски—где бы этозаписать? Кстати, если бы не местные неформалы, которые все таки остались и теперь вкалывали за милую душу, администрации, скушавшей собаку, было бы не управиться до завтрашнего утра, так что
РЕДАКЦИЯ ОБЪЯВЛЯЕТ БЛАГОДАРНОСТЬ ТВЕРСКИМ ПУНКЕРАМ ЗА ПОМОЩЬ В ОРГАНИЗАЦИИ КОНЦЕРТА АЛИСЫ. Че, хорошо звучит? То-то же! Занавес
Тверь — хороший городок, светлый. Ласковый. Волга матушка, а по берегам — разноязыческие заросли-чаща, разные карнизы да деревянные мостики. Полное ощущение вне временности... Глубинка. Городской рынок (а скорее не рынок — ярмарка) пестрит всякими красками. Причем не кооператорскими (с душком-с...),—это-то какая невидаль? — а живыми, домашними. Тут шерсти моток, тут — прялка, горшки какие-то росписные, а там—котята. Тверь—хороший городок... Светлый.
Разумеется, АЛИСА не успела настроиться. Хорошо хоть все на места расставили. Звук пропадает и там и сям, ребята в полном составе (кроме Кинчева) толпятся на сцене. Кинчев сидит где-нибудь в гримерке и злится. Костя, ты не злись, мы потерпим... Кстати, о гримерке надо сказать особо: мне бы никогда и в голову не пришлОг что Доктора Сотоварищи могут на целый вечер посадить в такую дыру. «Всем миром — на нары-полати...» Минут через 40 концерт все же начался. На сцену традиционно вышел Алик Тимошенко, извинился за задержку, объяснил в двух словах, что произошло, да и уступил место музыкантам.
Костька появился на людях в безрукавочке и еще на шее у него болталось то, что в народе принято называть «кинчевкой» (кто не понял — позвоните потом мне домой, я вам это дело лично объясню). Костя был удивительно в голосе да и выглядел просто классно, год так на 86-87... Спасибо, родной, порадовал. Нам же много не надо.'.. • Кстати, вот такая подробность. Андрюшу Шаталина наконец-то посетила вполне разумная мысль побриться. Но он че-то напутал и вместо того, чтобы сбрить усы и бороду, сбрил все остальное, а усы и бороду как раз оставил. Так что Шатал теперь с бородой и лысый. Достаточно мило. Что до меня, так я и вовсе влюбилась по уши. Петька Самойлов теперь тоже с едва приметной светлинкой в волосах даже Чума и тот... Ну, а Костька — вовсе солнышко. Концерт шел гладко и сильно, по «Шабашу», и мы уже было понадеялись, что все получится по кайфу, и годовщина 17 ноября не ознаменуется какой-нибудь новой фигней. Да не тут-то было. «Ветер водит хоровод...» Костька едва успевает спеть «Эй, слушай мой рассказ! Верь...»—и отключается все электричество. Мы еще успели увидеть, как исказилось Костино лицо, он опустил руки и стало совсем темно. «Изенград окутала ночь». Вот и вышло: «Эй, СЛУШАЙ МОЙ РАССКАЗ, ВЕРЬ!» Мы верили. И ждали, когда дадут свет. Сразу стало холодно (сцену в спешке поставили прямо на лед). Костя в маечке гулял при свете фонариков и пожимал протягиваемые ему руки. Потом ушел. Спустя некоторое время со стороны служебного входа в зал въехала сине-желтая упаковка, и при свете фар кто-то начал орать в мегафон, что электричества нет во всем районе, концерт продолжаться не будет я в связи с этим всех просят разойтись. Местный народ стал потихоньку расходиться. А мы... А вам было сказано: «Верь!» Вот мы и сидели, и верили. И не зря. Где-то час-полтора спустя стало снова светло, на сцену вышел Костя и сказал: «Это ништяк, что вы остались...» Впереди был еще один сейшен — вечерний. АЛИСА настраивалась — уже основательно, на совесть. А народ в зале в который раз вспоминал, что 17 ноября — весьма печальная годовщина»
Cat Ниоткуда
«Панфиловский переулок»




Кинчев, организатор концерта и воспитанницы Торжокского детского дома.


Материал из газеты "Московская правда", 1997 г.